Интервью с Гэвином Харрисоном в журнале Modern Drummer 2019 года

Следующий своим курсом вперед вместе с непрерывно развивающимся институтом арт-рока, копающий глубже, будучи полноправным участником The Pineapple Thief, и вечно формирующий композицию.

Гэвин Харрисон говорит неторопливым тоном и тщательно подобранными словами, без какой-либо неуместной фразы. Его речь не слишком механистична, и в его мыслях есть искренность, которая иллюстрирует человечность и сердечность. Но нельзя обойти тот факт, что это просто, скажем, идеально. Именно так можно описать, как он звучит за барабанами. Посмотрите на фотоснимок его барабанной установки и вас поразят отметины палочек на коже барабанов. Мертвая точка. И где барабаны записаны лучше — на концертах или на студийных альбомах? Трудно сказать.

Англичанин Харрисон провел годы в качестве сессионного барабанщика, затем он поднял на новый уровень прогрессив-рок группу Porrcupine Tree, начиная с прихода в группу в 2002 году и до расформирования в 2010 году. Начиная с 2014 года, он является одним из трех барабанщиков, которые делят передний край сцены для культовой прогрессив-рок группы King Crimson, вначале с Пэтом Мастелотто и Биллом Рифлином, теперь с Мастелотто и Джереми Стейси. Возможно вас удивит, что Харрисон, выросший на джазе, никогда не был бешенным фанатом Crimson. «Странность в том, что по-видимому я единственный в Crimson, кто не рос на музыке этой группы» — говорит Харрисон. «(Основатель/гитарист) Роберт Фрипп сказал: «Эти песни», — а я признался в ответ, что у меня не было ни одной из его записей. Ну, у меня был (альбом 1984 года) Three of a Perfect Pair на виниле, но не было проигрывателя. Но ему очень понравилось, что на меня не повлияет прошлое, и что я подойду к песням с новой точки зрения, что я буду относиться к каждой песне, как к новой, вне зависимости от того, когда она была написана».

В 2015 году, вернувшись к своим джазовым корням, Харрисон выпустил Cheating the Polygraph — альбом переработок песен Porcupine Tree в стиле биг-бэнда. А затем Харрисон записал два альбома и теперь полноправный участник современной прогресив-рок группы The Pineapple Thief. Но именно с Crimson, где его навыки в качестве аранжировщика и ведущего барабанщика раскрываются ярче всего, а заново интерпретированные ритмы и дикие барабанные партии во всей красе продемонстрированы на последнем концертном Blu-ray/3CD альбоме группы — Meltdown: Live in Mexico City, записанном на концертах в июле 2017 года.

В прошлый раз, когда ты беседовал с MD, около пяти лет назад, состав барабанщиков Crimson был совершенно новым. Каково состояние группы сейчас с точки зрения ролей и принципов работы?

В 2016 году Билл Рифлин покинул группу, и нам понадобилось найти барабанщика, который смог бы играть и на клавишных. Джереми приходил ко мне домой в начале 80-х, поскольку он знал, что у меня была партитура альбома The Black Page Фрэнка Заппы. Ему хотелось посмотреть некоторые из партий клавишных, потому что у меня была партитура барабанов и мастер-партитура. Так тридцать лет спустя я вспомнил знакомого мне барабанщика, который также может играть на клавишных. Мы пригласили Джереми в группу, и он очень хорошо вписался.

Вы все еще относительно открыты в вопросе того, кто выдерживает время и кто окрашивает партии?

Все меняется почти постоянно. Не вроде того, что я играю основной ритм, а двое других играют второстепенные роли. Большую часть времени я даже не играю, то же и с Пэтом, и с Джереми. Мы пытаемся отыскать интересные партии. Но в трех барабанщиках нет особого смысла, если вы все будете играть по очереди. Хотя в позиции ритмического развития интересно услышать, как три разных барабанщика играют и наполняют музыку чувством, но гораздо интересней найти уникальные партии, которые три барабанщика смогут играть одновременно, не (просто) задваивать большой барабан или бить по малому барабану.

Мне с самого начала была дана работа попытаться сделать аранжировки партий для барабанщиков. И мне повезло, потому что у меня есть домашняя студия, перед туром я пишу аранжировки для трех барабанных установок, и до начала общей репетиции мы около недели репетируем с барабанами. Пэт, Джереми и я проходимся по партиям и разбираемся с ними. Мы корректируем и модифицируем их. И они не обязательно связаны с оригинальной партией ударных, которая много раз прорабатывалась одним барабанщиком. Поэтому мы отказываемся от этой идеи и начинаем с нуля, что довольно сложно, учитывая, что некоторые песни имеют очень характерные барабанные партии.

Тебе поручено сочинять барабанные конструкции?

Мне поручена работа по аранжировкам и сочинению композиции, но только когда я играю ее с другими двумя барабанщиками, мы можем манипулировать ею, и она развивается. Ты не можешь просто сесть с остальными барабанщиками и сказать: «Давайте напишем композицию. Вперед!» (смеется). Это закончится большим и ужасным джемом. В группе из четырех участников барабанщик играет бит, басист вступает с риффом, и вы в конечном итоге приходите к получасовой импровизации в ми. Это приятно, но это не музыкальная композиция. С каждым годом я пытаюсь придумывать новые вещи, которые мы можем сыграть. Для Banshee Legs Bell Hassle (или Meltdown) у меня была задумка играть в двадцать семь. Это три такта из семи и один такт из шести. В то время третьим барабанщиком был Билл, и против двадцати семи он мог просто играть в девять, (затем) было три такта из девяти в двадцать семь. И я разбивал три семерки и шестерку, чтобы присоединиться к Биллу в трех девятках. Это нежный, тлеющий маленький электронный фрагмент.

Роберт дает какие-либо комментарии или направляет тебя в каком-либо направлении для этих барабанных партий?

Я никогда не посылал их Роберту, и никогда не спрашивал его, все ли в порядке с композициями. И он никогда не говорил о том, все ли в порядке с композициями, или нет.  Он довольно хороший агент по кастингу. Он собирает вместе группу людей, которым доверяет. Предположение таково, что ты все еще в группе…. Он никогда не говорит мне, что он хочет от ударных и никогда не говорит: «Не делай этого». Он доверяет мысли, что я собираюсь поступить правильно. И я позволяю себе невероятные вольности с некоторыми аранжировками. Мы собираемся на первой репетиции и играем, а он не произносит ни слова. Так просто заведено. Он лидер группы, но он не «художественный руководитель» или «музыкальный директор».

В соло на 21st Century Schizoid Man ты играешь с чуть большим преимуществом перед остальными, так?

Да, каждый вечер мы так играем, и это неограниченное по времени соло, во время которого я могу делать все, что захочу. Для меня стимулом является сыграть не похожие друг на друга соло каждый вечер. Было бы легче собрать кучу предварительно отрепетированных ударов, которые я играл в течение многих лет и которые могут быть тепло приняты зрителями, с большим количеством скорости и мусора. Но это не очень интересно мне и не очень в духе King Crimson. Большую часть вечеров я играю по-новому для себя и для других членов группы, потому что подавляющее количество вечеров наши зрители состоят из абсолютно новых людей, которые не слышали те соло, которые я играл в предыдущий вечер. Так я сыграл, вероятно, двести пятьдесят соло. Так что это скорее импровизация, чем баллистика, скрещивание рук и бросание палок в воздух.

Обычно ты придерживаешься какой-либо пульсации?

Я пытаюсь придерживаться ее в определенном темпе. Это может быть темп композиции, поскольку в конце мне нужно вернуть к игре всю группу. Таким образом, у зрителей есть точка отсчета. Я не очень люблю слушать барабанные соло, особенно те, которые отступают от темпа композиции, потому что вы теряете связь с частью композиции и ритмом, и тем, где вы расставляете свои акценты или делаете синкопы. Нарушая темп, мы оказываемся в абсолютно другой зоне, но теряем одну из самых главных связей — со зрителями.

Давай поговорим о The Pineapple Thief. Было ли принципиальное различие между двумя альбомами, которые ты с ними записал — Your Wilderness в 2016 и Dissolution в 2018 году?

На Dissolution я был больше вовлечен в сочинение песен вместе с (вокалистом/гитаристом) Брюсом Сурдом. Но в плане принципов работы между двумя этими альбомами нет особой разницы. Я все так же иду на запись с тем же мышлением и слухом, чтобы, надеюсь, создать уникальные барабанные партии, которые не обязательно сложны, но музыкальны, и создают атмосферу и прогрессию песни, строят песню. Принцип, с которым мы начинали работу над Your Wilderness, хотя мы никогда не встречались лично, оказался столь успешен, что я подумал, что с большим удовольствием еще поработаю с этим парнем и с этой группой. Мы с ним были на одной волне. И почти также как Роберт Фрипп, Брюс позволяет мне делать все, что я захочу, включая измельчение аранжировки на разные временные отрезки и полную реконструкцию песни из его демо. И так было даже до того, как я стал членом группы. С самого начала он предоставил мне такую свободу.

Полагаю, такая свобода — это свидетельство твоего творческого подхода. У тебя может быть идея получше.

Будучи сессионным музыкантом, чем я занимался десятилетиями, действительно начинаешь разбираться в том, что работает и что хорошо сработает для архитектуры песни. Когда проделываешь это сотни или тысячи раз (а иногда я присутствовал просто в качестве свидетеля, но все равно слышал результат, когда что-то срабатывало или нет), то можешь развить навык понимания того, как сделать аранжировку, особенно с точки зрения барабанщика. Можешь сделать аранжировку песни, чтобы придать ей лучшую форму. То же самое происходило, когда я был в Porcupine Tree.

Как у тебя появились партии для трека Threatening War с альбома Dissolution? В них есть немного игры на ободах малых барабанов, дабл-тайм секция с том-томами и основной ритм на семь восьмых перед общей кульминацией.

Мне потребовалось три или четыре дня чтобы аккуратно все выстроить от начала и до конца, оценить целиком и получить хорошее общее представление о том, как это будет работать. Начал я максимально просто (в первом куплете почти ничего нет), затем второй куплет становится немного сложнее с вступлением еще нескольких «голосов» на барабанах. В третьем куплете я просто встаю как вкопанный. На седьмом такте я дважды изобразил что-то вроде трип-хопа.

Мне нравится заниматься таким ритмическим дизайном. Обычно я сохраняю ровную силу удара по барабанам для последней четверти песни. Если у тебя в песне есть припев, где, по твоему мнению, ему нужны 1 и 3 на большом барабане, 2 и 4 на малом барабане, давай не будем делать таким первый припев, или каждый припев. Давай оставим это для финального припева. Хотя исполнение фонового ритма сработает с самого начала, но есть ритмические возможности получше, чтобы сделать что-то уникальное. Ты можешь играть ритм, который не слышал ни на одном альбоме, и для меня это довольно интересное предложение.

У Crimson есть несколько секций, в которых ты принимаешь вызов, но в The Pineapple Thief есть несколько очень жестких деталей, которые от тебя требуются.

Когда музыка начинает раскачиваться, я чувствую, что хочу бить в барабаны сильнее. Этому я научился в Porcupine Tree. До того, как присоединиться к этой группе, я не был особенно тяжелым барабанщиком, но там было много металла и динамики двух больших барабанов, которые я никогда не пробовал играть раньше. Мне понравилось. Если это кажется верным решением, я с удовольствием сделаю именно так.

Мои именные палочки марки Vic Firth очень большие. Кто бы ни брал их в руки, спрашивают, как я на них играю, потому что они как «стволы деревьев». Но у меня большие руки, поэтому мне всегда нравится играть большими палочками. Для меня играть на 7А или 5А (общепринятая нумерация барабанных палочек, где цифра и буква обозначают размер палочки и ее назначение — прим. stupidmax) это как пользоваться спицами для вязания. Некоторое время назад мне очень нравился барабанщик по имени Тони Бирд, он пользовался огромными палочками. Я не мог понять, как он играет так четко и динамично, пока сам не попытался. Это другой вид вибрации, но ты позволяешь палочкам делать за тебя всю работу. До тех пор, пока они не тяжелые — есть разница между большими и тяжелыми палочками.

В чем секрет звучания твоей ударной установки? Она стабильно потрясающе звучит во всех твоих группах.

В большинстве случаев все дело в том, как ударяешь по барабанам. Если я сяду за чужую установку, через пять минут она зазвучит в моем стиле. Но я выбираю оборудование, которое является моим видением звучания барабана. И я внимателен к настройкам. Я каждый день трачу много времени на настройку и знаю, когда нужно заменить барабанный пластик.

Это увлекательная тема. Я просмотрел сотни видеороликов на YouTube о настройке и размещении микрофона, я постоянно думаю об этом. Уверен, ты слышал большое количество барабанщиков с установками фирмы Tama и прозрачным пластиком Ambassador, но лишь один из них будет звучать как Саймон Филлипс. Потому что это звучание находится у Саймона в голове, и через эти барабаны и пластик он воспроизводит этот звук. Еще, мой комплект барабанной установки по большей части такой же, как и тридцать лет назад.

Есть ли у тебя в планах выпуск нового сольного проекта? Альбом Cheating the Polygraph был джазовым и необычным.

Сейчас я не планирую еще один альбом, и, наверное, не стану записывать еще один такой же альбом. Для меня этот альбом был осуществлением мечты, поскольку я вырос на музыке биг-бэнда, и хотел записать альбом такой музыки. И мне нравится звучание четырнадцати парней, выдувающих медь. Для меня это магия. И сработали аранжировки этих песен Porcupine Tree для «медных труб». Мне очень понравился этот процесс. Это было очень трудоемко и очень дорого. Сомневаюсь, что когда-нибудь отобью деньги, которые потратил на этот альбом. Но это было, наверное, самое лучшее, на что я когда-либо тратил свои деньги. Я был так доволен конечным результатом. С точки зрения текущей работы, в промежутках между работой в King Crimson Брюс и я пишем новый альбом The Pineapple Thief. Хотелось бы выпустить его весной 2020 года.

Сессионная работа отошла на второй план?

Мне перестало быть интересно работать сессионщиком только ради денег. После опыта работы барабанщиком в Porcupine Tree, Crimson и теперь в The Pineapple Thief, просто зарабатывать на жизнь с менталитетом наемного рабочего (в качестве сессионного барабанщика) стало неинтересно. Восемьдесят процентов из того, в записи чего я участвовал, честно говоря было дерьмом. Люди все еще связываются со мной, и если музыка интересна, и артист хочет сотрудничать со мной, это то, что может меня заинтересовать. Когда что-то приземляется на моем виртуальном пороге, если в музыкальном плане это доставляет удовольствие, тогда мы поговорим.