Стивен Уилсон, интервью 2012 года

За кулисами со Стивеном Уилсоном.

Основатель Porcupine Tree о сольной работе, сайд-проектах, плохой прессе и возвращении в Индию.

Ни один разговор о прогрессивном роке не будет полным без упоминания Стивена Уилсона. Как продюсер и как музыкант, Уилсон оставил неизгладимое влияние на жанр, и на популярную музыку в целом. Сольная карьера Уилсона на взлёте и ясно, что это его самый вдохновенный творческий выход. Поэтому, когда появилась возможность для разговора с ним, я, невзирая на ненастную погоду и отходняк после ”Бриллиантового Юбилея ” Королевы, поехал на встречу с Мистером Прогом в центральный Лондон.

Когда ты собрал тур-группу для своих сольных концертов, ты ожидал, что она превратится в настоящую группу, как это и случилось?

Я искал очень особенное сочетание для концертной группы. Я хотел, чтобы это была смесь рок-музыкантов и джаз-музыкантов. Мне хотелось этой джазовой чувствительности. Так появился Адам (Адам Хольцман) — клавишник, которому довелось играть с Майлзом Дэвисом и Майклом Петруччианни. Тео (Тео Трэвис, флейта) является джазовым музыкантом.

Ожидал ли я, что она станет Группой? Нет. Буду с вами предельно откровенен, я боялся, создавая сольное выступление. Я планировал всё тщательно. У меня был документ, где на 10 страницах было всё расписано: о занавесе, о свете, о видеоряде, о репликах. Я помешан на контроле, так что я всё спланировал, но я действительно не знал, как всё сработает. Была примерно середина нашего первого шоу, и я подумал: «Всё получается». Выражения на лицах людей были такими, как будто они видят нечто особенное. С этого момента у группы становилось всё больше и больше уверенности. А уверенность очень важна. В начале тура ты слишком нервный. Ты даже не хочешь смотреть на аудиторию, потому что ты боишься, что увидишь кого-то зевающим или незаинтересованным. Когда ты знаешь, что всё отлично, ты выходишь на сцену, думая: «Пшли все нах!», потому что знаешь, что ты крут. И я знаю, что эта банда может напрочь вынести толпу, и я могу выходить на сцену, уверенным в этом. Я бы никогда не смог предугадать это.

Переход от сидячего партера к стоячему на последнем этапе тура является отражением этой уверенности?

Первоначально я задумывал шоу, как нечто театральное. Я не знал, что группа собирается надрать всем задницу так мощно. Не знал! Я думал, что это будет достаточно спокойное зрелище с хореографией, почти как «The Wall». В своих мыслях, я думал: «Хочу сделать что-то такое, в масштабах «The Wall», но без денег». И поэтому зрители должны сидеть, ведь это не рок-концерт. Я не учитывал, что группа просто порвёт всех на куски и всё это превратится в рок-действие. Я предпочитаю играть для стоячего партера, потому что мне нравится смотреть, как двигаются люди. Когда вы сидите, вы имеете право быть весьма пассивным ко всему, что наблюдаете.

На недавнем концерте в Лондоне вы сыграли неизданную песню «Luminol» с вашего следующего альбома. Это достаточно резвая вещь, которая очень отличается от ваших последних работ с Porcupine Tree, Blackfield, Storm Corrosion, и сольных работ.

Да, я знаю, что ты имеешь в виду. Альбом «Grace for Drowning» получился очень мрачным и интроспективным, как и «The Incident». И, конечно, «Storm Corrosion» противоположность оптимистичной музыки. Я люблю углубляться в звуковые текстуры, но думаю, что некоторые из вещей, исполненных вживую, получаются невероятно энергичными и радостными, особенно, когда ты играешь с Марко (Марко Миннеманном) и Ником (Ник Бегсом). Я чувствую, что хочу, чтобы следующий альбом был немного противоположным «Grace for Drowning». Я всегда хочу, чтобы все записи заметно отличались друг от друга, и чтобы от каждой новой записи вы слегка были шокированы.

Другая часть того, о чем ты меня спросил, это уход от метала. После «Fear of a Blank Planet» я наигрался в метал. На «The Incident» начался уход в несколько другую сторону. «Storm Corrosion» полностью отвергает понятие метала, и даже рока. «Grace for Drowning» также полностью отказался от всего метала, которым я насытился где-то с 2002 по 2007 год. Сейчас я в творческом поиске — как найти способы быть оптимистичным и шокирующим, не полагаясь на метал, и «Luminol» была первой попыткой в этом.

Ранее, когда речь шла о твоих сольных альбомах, ты говорил, что «Insurgentes» был вдохновлён музыкой восьмидесятых, под которую ты вырос, в то время как «Grace for Drowning» вышел в духе музыки семидесятых, которую ты открыл для себя позднее. Как человек, чьи музыкальные пристрастия распространяются на то время, как бы ты объяснил столь огромную разницу в звучании музыки тех двух десятилетий?

Если вернуться ещё на десятилетие назад, в конец шестидесятых, то мы получим самый важный момент в поп-культуре, когда случился переход музыки от популярной, популистской формы выражения в форму искусства почти мгновенно (ну, оглядываясь назад, кажется, что это было мгновенно ). Внезапно, происходит сдвиг во всём, что люди думали о популярной музыке. Годом всех этих перемен стал 1967. У нас есть появившийся на сцене Хендрикс, первый альбом Pink Floyd, первый альбом the Doors, битловский «Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band». И происходит то, что музыканты, ранее писавшие одноразовые поп-песенки, начинают считать, что музыку можно рассматривать точно так же, как кино, или литературу, или картины. Музыка может быть серьёзной формой искусства. И это всё меняет. Внезапный приток музыкантов, которые никогда бы не подумали играть поп-музыку, если бы не было сказано ,что поп-музыка может быть серьёзной. И вот, у нас есть такие группы как King Crimson, Emerson, Lake and Palmer, Yes, Genesis, чьи музыканты, в любую другую эпоху, играли бы классическую музыку или джаз, или писали бы картины или книги, но они самовыражаются с помощью поп-музыки. Затем, происходит переход в пользу альбомно-ориентированной музыки, нежели сингловой. В течение нескольких лет это превалирует и становится доминантной формой в поп-музыке. Jethro Tull, например , продают миллионы записей и изменяют понятие людей о поп-музыке.

Но, к сожалению, этот этап достигает точки в середине семидесятых, когда музыка становится самонадеянной, напыщенной и претенциозной. И именно поэтому вы реагируете против таких вещей, как панк, нью-вэйв или «возврат к корням», что я думаю, должно было случиться. В то же время, происходят и другие события, например, рождение MTV. И, что же собирается делать «музыкальное телевидение»? Конечно, оно собирается сделать акцент на изображениях и искусственности, уводя в сторону от творческого самовыражения артиста. Это всё о том , как продать себя в течении трёх минут.

Также происходят изменения и в мире технологий, такие, как первые синтезаторы и сэмплеры, благодаря чему каждый может писать электронную музыку в своей спальне. Таким образом, акцент смещается от музыкальности к идеям и креативности. Затем происходит рождение компакт-диска в начале восьмидесятых. CD - это более утилитарная форма представления музыки. Это больше похоже на часть программного обеспечения , чем на произведение искусства. Все эти вещи снова изменяют восприятие поп-музыки. Даже то, что происходило в политике в то время, конкретно, «Тэтчеризм», возвращало нас к искусственности и деньгам. Этого не было в течении десяти лет. И именно поэтому, я думаю, была такая огромная разница в звучании музыки семидесятых и восьмидесятых. Можно было бы написать книгу о тех временах. Они очень разные.

Дискография Porcupine Tree необычайно разнообразна. Но кое-что выделяется из большинства — «Voyage 34» 1992 года. Как возник этот альбом (или EP, как было первоначально)?

Вся суть «Voyage 34» в том, что это было упражнение в жанре. В этом смысле, он стоит особняком от остального каталога. Я не знаю, как это было в Индии, но еще в начале девяностых произошёл взрыв в эмбиент-музыке, слияние электронной и техно-музыки с философией таких людей как Брайан Ино и Tangerine Dream. Я подумал, что это интересная возможность сделать что-нибудь, куда можно добавить прогрессивный рок и психоделию. Я не могу сказать, что «Voyage 34» был техническим упражнением, потому что это звучит эта фраза как научный проект, нет, но это был одноразовый эксперимент в специфическом жанре, в котором, я знаю, что не смог бы остаться на долгое время.

У меня появилась кассета о парне, у которого были неудачные трипы в шестидесятых. Этот альбом был анти-пропагандой ЛСД, и он казался идеальным для того, чтобы вокруг его повествования я смог создать долгое, гипнотическое, трипповое музыкальное произведение. Так появился «Voyage 34». Даже в то время я думал, что подобный вид музыки преходящий. Музыка, которая слишком привязана к тенденциям, слишком быстро начинает устаревать. Я всегда интересовался в существовании всего актуального, и такой тип музыки был ненадолго очень модным. «Voyage 34» оказался внутри этого течения. Я до сих пор очень горжусь им. Это уникальное музыкальное произведение, не только во всей дискографии, это та деталь, которая тесно связывает меня с той эпохой, в которую альбом и был создан.

Porcupine Tree стал выходом для твоего бесспорного экспериментирования?

Я думаю, да, потому что проект No-Man был моей ежедневной работой. Он оплачивал моё существование как музыканта, в то время , как Porcupine Tree был этакой поблажкой на стороне. Вся история моей жизни состоит из таких вещей, которые начинались как сайд-проекты и только потом становились самым важным. Так случилось с Porcupine Tree, а сейчас так происходит с моими соло-альбомами. В каком-то смысле это хорошо, потому что это значит ,что такие вещи растут очень органичным, естественным путём. Они не планируются. Я не планировал, что Porcupine Tree заберет пятнадцать лет моей жизни, но так случилось. В то же время, No-Man имел большой приоритет. Во времена «Voyage 34» Porcupine Tree начинал обгонять его и, оказалось, что я давал больше интервью о Porcupine Tree, чем о No-Man.

Это была движущая сила любви — говорить, не имея ни надежды, ни поклонников. Момент, когда у тебя появляются поклонники, это момент, когда ты начинаешь немного терять свою свободу. Самое великое это делать музыку, не имея поклонников, потому что это самая чистая форма творения. Я испытывал это совсем недавно, с альбомом Storm Corrosion, который делал вместе с Микаэлем [Окерфельдтом] из Opeth. Так как это был новый проект, в целом, люди не знали, чего ожидать, а это очень раскрепощает. Это означает, что ты можешь создавать музыку чистейшим, раскованным способом. С Porcupine Tree времен «Voyage 34» так и было. Я понятия не имел о своей аудитории. Мне было всё равно. В некоторой степени, так ты создаёшь наиболее интересную музыку. Не обязательно лучшую, но наиболее интересные события в твоей карьере происходят, когда ты начинаешь новые проекты.

Означает ли это, что есть опасность того, что Porcupine Tree окажется на обочине?

Честный ответ: я не знаю. Сольная карьера для меня сейчас, наверное, больше важна. Я думаю о ней больше , я сфокусирован на ней больше, я наслаждаюсь ей больше, чем чем-либо ещё, и я переполнен идеями. Тогда как с Porcupine Tree я не совсем уверен, что делать с группой дальше. Мы записали десять альбомов за почти двадцать лет. Проблема в том, что когда вы создаете определенный серьёзный брэнд или торговую марку, и годами его выстраиваете, люди думают, что вы превратились в машину, бесконечно выпускающую альбомы, а затем отправляющуюся в тур. Давным-давно, я пообещал самому себе, что не позволю, чтобы это всё превратилось в работу. Для меня, до сих пор, всё это очень эгоистично, но так я хочу работать. Знаю, мне повезло, что, кажется, есть достаточное количество людей, которые уважают меня и все ещё хотят слушать все, что я делаю. Прямо сейчас, все мои мысли и силы охвачены волнением и эйфорией, которые я получаю от сольной работы.

Как ты думаешь, что общего в музыкальном плане между тобой и некоторыми твоими молодыми фанами, чьи музыкальные предпочтения сформировались в последние десять лет?

Думаю, в это время люди, в некотором смысле, более восприимчивы и открыты, потому что есть интернет. Или, по крайней мере, имеют такие возможности. Музыка в особенности почти освободилась от всего маркетингового процесса. Не полностью, но, по большому счету, огромная часть музыки «вне поля зрения» доступна. Когда я рос, если бы мне захотелось услышать группу как Porcupine Tree, что бы я сделал для этого? Вы не услышите нас по радио, вы не увидите нас по ТВ, люди не пишут о нас слишком много. Как бы я обнаружил группу типа Porcupine Tree? Сейчас это легко, потому что у вас есть социальные сети и музыка, доступная для скачивания, или платно, или бесплатно. Я думаю, что это отличная штука для музыки, по меньшей мере для андеграунда, потому что кто-то, будь то 12 –летняя девочка из Индии, или 60-летний мужчина, живущий в штате Юта, может окунуться в любой жанр музыки без препятствий.

Интернет произвел очень важный сдвиг. Я не думаю, что молодые люди идентифицируют себя с музыкальным жанром, как было раньше. Когда я рос, большинство было в металле, или ска, или регги, в девяностых - в грандже, или в рэпе, и это определяло ваш взгляд и конкретное отношение к вам. Не думаю, что музыка это та вещь, которая определяет молодых людей сейчас. Это другие вещи. Так что, вся музыка стала на равных условиях, и людям нравится то, что им действительно нравится. Я не думаю, что для большинства людей, слушающих Porcupine Tree, имеет значение, что это прогрессивная рок-группа. И это здорово.

Было увлекательно смотреть на аудиторию на моём сольном концерте в прошлом месяце. Были и молодые девушки, и старики, и юные металисты, и старые хиппи, и более альтернативные ребята, и мне это нравится. И мне нравится, что большинство людей не спрашивают себя, что это за жанр. Это что-то такое, что, в каком-то смысле, возвращает назад в конец шестидесятых, когда музыка на очень короткий период времени стала открытой, свободной . Если вы посмотрите на фестиваль Вудсток, там был весь спектр таких групп. И каждая была открытием для всех них. А сейчас, мне кажется, фестивали более нацелены на жанры. Есть большие метал-фестивали, большие поп-фестивали. Есть ещё несколько, как Гластонбери, которые являются открытыми, но это исключение. Думаю, мы вернемся к теме открытости, которая возможно и даст объяснение на твой вопрос.

Я же говорил тебе, что много говорю!

В недавнем интервью для индийского Rolling Stone, лидер Jethro Tull Йен Андерсон сказал, что ты был готов сделать новый ремикс для его альбома 1973 года «A Passion Play». Нужно ли это альбому, который многие фанаты прог-рока считают шедевром?

Да, и думаю, Йен согласится. У меня было то же самое с Робертом Фриппом. Этим ребятам промывали мозги на протяжении 20 лет средствами массовой информации. Им говорили, что их музыка старомодная, что они хиппари, что не важно кто они, но никто не захочет слушать такую глупую претенциозную музыку. Мы сейчас говорим о периоде с 1977 года до недавнего времени.

Ситуация начала меняться совсем недавно. Процесс начался с появления альбома Radiohead «OK Computer» и таких групп как Muse и The Mars Volta. Отношение СМИ к прогрессив-року стало более мягким. Действительно, этот толчок произошел лет пять назад. Никогда не было лучшего времени, начиная с эпохи зарождения рок-музыки для такой музыки, которая будет принята и слушаться без предрассудков.

Одна из лучших вещей, что я могу сделать, это взять альбомы, не обязательно признанные классическими, как «Aqualung» или «Thick as a Brick», и дать людям возможность воспринимать их всерьёз. Я сделал это с альбомом King Crimson «Lizard». Считаю, что это лучшее, что я сделал за долгое время. Одна из вещей, которой я больше всего горжусь, это взять альбом , где все мысли как бесполезный кусок хлама, и дать людям понять, что это гениально. Это заставляет меня гордиться собой, больше чем что-либо в моей музыки. Я хочу сделать то же самое и с «A Passion Play». Считаю, что этот альбом недооценён, и собираюсь заставить Йена его пересмотреть. Не сказать, что это настолько безотлагательно, но есть что-то в этом альбоме, что является настоящим сильным искусством, и это заслуживает того, чтобы быть замеченным. И мне действительно очень интересно посмотреть, как люди будут реагировать в этот раз.

Это удручающее чувство, когда артист не признает альбом, с которым вас, как слушателя, связывает что-то очень личное.

То, что ты говоришь, абсолютно правильно, но я также считаю, что артист имеет полное право отказаться от чего-то.

Но, является ли критика в прессе достаточно хорошей причиной?

Вопрос как раз по данному альбому. Думаю, что причина может не иметь ничего общего с музыкой, но всё, что связано с тем, говорит о том, как музыка была принята и отвергнута. Кажется, то же самое было и в с случае с «Lizard». Есть некоторые записи, и я вполне понимаю, почему артист хотел бы откреститься от них. Просто потому, что они не слишком хороши! ( Уилси смеётся). Но этот альбом явно не из тех.

То же самое касается и альбома Yes «Tales from Topographic Oceans». Это ещё одна запись, которую я бы с удовольствием заполучил в свои руки и заставил людей переоценить её. В течение двадцати лет, прогрессивный рок рассматривался СМИ как шутка и были некоторые альбомы, которые выдвигались, как примеры того, почему прогрессив-рок так ужасен, и это были такие альбомы как «Topographic Oceans», «Passion Play», различные сольные работы Рика Уэйкмана, и, мне кажется, что некоторые записи несправедливо оказались в этом списке. Но я думаю, что всё меняется. Даже журналисты, которые проклинали эти записи, говорят : «А вы знаете, это были необычные записи, экспериментальные, ставящие перед собой высокие цели». В эпоху, когда так много музыки, пресной и заурядной, и так сложно почувствовать, как кто-то пытается делать что-то новое, те записи начинают звучать ещё более особенно, конкретно для меня. Поэтому, я надеюсь, что Йэн, по крайней мере, частично изменит своё отношение к альбому, когда я доберусь до него.

То есть это вопрос «когда», а не «если»?

Он сказал EMI , что рад за то, что я собираюсь сделать. EMI выражают заинтересованность, так что, вполне вероятно, что это произойдет.

Как бы ты отреагировал, если бы твой альбом получил почти везде негативную критику?

Ну, я никогда не достигал таких высот общественного мнения. Когда вы доходите до определенной точки в плане ваших успехов, то в британской манере очень круто держать наготове ножи против вас и воткнуть их в тот момент, когда вы сделаете неверный шаг. Есть множество тех, кто возмущены мной, потому что они считают , что я слишком высоко задираю нос, в том, что присвоил себе звание Мистер Прог.

Есть не так много людей, которые специализируются на прогрессивной рок-музыке, которые находятся в мэйнстриме и которые будут говорить о прогрессиве бесцеремонно. Это я, это Микаэль из Opeth, парни из Dream Theater, но сейчас не об этом. И даже не полностью в мэйнстриме, всего лишь тенью наших ног там.

Так что я превратился в оратора стиля музыки, что я не ставил перед собой целью. Как только вы получаете репутацию, некоторые люди готовы просто пристрелить вас. У нас были плохие отзывы на альбом «The Incident» , возможно, потому, что он не был так силён, как мог бы быть. Думаю , предыдущие записи были немного более сильными.

С момента создания интернета, появилась возможность зайти и почитать всякое дерьмо про себя. Я забил в Гугле своё имя и смог найти какого-то парня на форуме, который пишет, что я бездарь, мои записи сосут, что я шарлатан и бла-бла-бла… На самом деле, больше чем один парень, много парней. Весь фокус в том, чтобы не искать это и не читать это. Я просил нашего менеджера не присылать мне никаких отзывов. Не только плохих, но и хороших. Даже там, как правило, есть что-то, что вызывает раздражение. Как они могут сравнивать тебя с кем-то, кто тебе не нравится. Я стараюсь, насколько это возможно, существовать в вакууме. Но этого очень трудно избегать. Иногда поклонники подходят к тебе после концерта и говорят что-то. Проблема с фанами в том, что иногда они ведут себя так, как будто ты сделал что-то неправильное. Конечно, ты не сделал ничего плохого, ты просто не записал альбом, такой, какой нужен им. Это не твоя вина, это не их вина, но иногда люди, если им не нравится альбом, представляют это так, как будто ты совершил ужасную ошибку в его создании. И это одна из тех вещей, которая реально служит пугалом для всяких мнений, как факт.

Твои альбомы очень явно и тщательно выстроены в плане последовательности песен. Это то, что происходит уже после того, когда у тебя готовы все песни для альбома, или ты пишешь песни в конкретной последовательности?

Думаю, оба варианта верны. Например, сейчас я пишу новый альбом. Одна из песен с него это «Luminol», и как только я её записал, понял, что это будет мощный открывающий трек альбома. Далее, после четырех или пяти песен, я написал композицию и понял, что она будет отличной концовкой. Иногда, песни сами за себя говорят, что это будет заглавный трек, а это концовка. Остальные песни выстраиваются в ретроспективном ключе, когда у вас всё готово и когда вы складываете части паззла вместе. Также, я думаю, как это будет выглядеть с точки зрения сторон виниловой пластинки, потому что я вырос в эпоху винила. К примеру: «Это была бы отличная открывашка для второй стороны».

Альбом «Storm Corrosion» имеет очень минималистичное звучание, и даже имеет элементы дрона, который является распространенным механизмом гармонии в индийской музыке.

Я открыл для себя индийскую музыку совсем недавно. Когда я начал увлекаться дроном, будучи тинейджером, это были вещи типа Tangerine Dream и Popol Vuh и всяческий краут-рок. Позднее, открывая индустриальную музыку и пауэр электронику, группы типа Throbbing Gristle, и использующие чистый нойз. Как следует, более чистые текстуры. Когда ты сказал дрон, я подумал о чём-то, что служит дополнительной записью к нему, но дрон также и сам может быть цельной структурой, белым шумом. Я использую много этого. С самого раннего возраста мне нравилась идея музыки, сведенной к чистой текстуре. Я до сих пор говорю, что «Zeit» от Tangerine Dream является моим любимым альбомом. По сей день, я слушаю эту запись как минимум раз в месяц. У нее нет мелодии, нет ритма, совсем мало гармонии. Это чистая текстура и звук, и она уносит меня так, как никакая другая музыка.

В последние годы, я приобрел много альбомов Рави Шанкара на виниле. Я уверен, что для большинства индийцев он как индийский эквивалент Пола Маккартни! Надеюсь, все знают кто это... (смех вокруг)

К разговору об Индии, что ты помнишь о своём визите трёхлетней давности?

Не мог дождаться, чтоб вернуться сюда снова. Мне понравилось. Мы были здесь всего два дня, и этого было так мало. Я абсолютно влюбился. Сумасшедшее, просто сумасшедшее место, а я люблю сумасшедшие места. Много страсти к музыке, чего, честно говоря, вы не получите в Англии в наше время. Потрясающе, видеть молодых людей, которые настолько увлечены рок-музыкой. Женщины красивы, погода великолепная, еда отличная, что я ещё могу сказать? Мне безумно понравилось! На поверку, мы попытаемся с сольным туром приехать в Индию в следующем году.

Как ты думаешь, каким он получится?

Единственное, что отсутствует в моих сольных концертах, в отличие от концертов Porcupine Tree, это метал, который притягивает многих молодых ребят. Шоу имеет более джазовый аспект, что может отталкивать многих из них. Но главный плюс этого шоу над шоу Porcupine Tree в том, что оно ещё масштабней и ещё лучше. А идея шоу такова, в каждый его момент «случается что-то новое». Это не просто шестеро парней, вышедших на сцену и играющих два часа. Тут присутствует эффект кинематографии. Мы говорили немного раньше о том, как создаётся альбом в плане повествования. И то же самое касается шоу. Этим шоу я хочу рассказать историю.

И напоследок, какова текущая ситуация с Blackfield? Это было твоим решением, оставить группу Авиву Геффену, опираясь исключительно на нехватку времени?

Авив уже записал новый альбом. Сейчас это его проект, хотя я все ещё помогаю ему — я микширую альбом и пою одну песню на нём. Я не хочу удерживать его. Один из вопросов, который мне всегда задают: «Как ты делаешь ВСЁ ЭТО?» Теперь ответ такой: я не могу. Сольный проект занимает слишком много времени, поэтому я должен был оставить Blackfield Авиву. Я должен был так сделать, чтобы сосредоточиться на более важных вещах в данный момент: сольной карьере, ремикшированию и Storm Corrosion. И я хочу снова собраться с Porcupine Tree, в своё время.