Fear of a Dull Band

Страх малоизвестной группы

В прошлом году Porcupine Tree выпустили обласканный критикой альбом Fear of a Blank Planet, дважды обогнули земной шар с концертами, выпустили мини-альбом Nil Recurring, о них наконец-то стали писать в крупных печатных изданиях, в довершение ко всему были номинированы на Грэмми.

Нет сомнений, что 2007 год был «Годом Porcupine Tree» и 2008 год также полон сюрпризов от Стивена Уилсона и Ко, таких как концертный альбом, новый альбом No-Man и последний, но не менее важный, двойной сольный альбом Уилсона.

Мы встретились со всеми участниками Porcupine Tree, чтобы поговорить о прошлом, настоящем и будущем.

По прошествии нескольких лет ваша музыка стала немного тяжелее...

Ричард: Да, каждый может подтвердить это.
Колин: Я думаю, возможно, это логическое продолжение предыдущего альбома.
Стивен: Я не уверен, что он очень тяжелый. Он тяжелее Deadwing?
Гэвин: Ну, он тяжелее, чем In Absentia, но не как предыдущий...
Стивен: Думаю, Fear of a Blank Planet кажется тяжелым из-за того, что он начинается с тяжелой длинной песни, затем на нем есть Anesthetize, которая включает в себя длинную тяжелую секцию. Но, я не знаю, об этом можно подискутировать. My Ashes изрядно добродушна, как и финальная часть Anesthetize... Я думаю, все наши альбомы имели в себе разные оттенки света. И возможно, у нас было несколько тяжелых рифов тут и там, но, я думаю, в общем...

Люди всегда спрашивают «почему вы делаете это, почему вы делаете то», но это все, как таковое, идет из подсознания. Это вопрос больше о том, как появляется музыка и что это естественный процесс. Звук, несомненно, был тяжелее на некоторых предыдущих альбомах, но, частично, потому что я открыл для себя металлическую музыку и хотел создать рифы и аранжировки, похожие на услышанное мной. И, думаю, очевидно, так получилось еще и потому, что Гэвин мощный барабанщик, и он прекрасно играет подобные вещи. Но все это было и раньше, такие тяжелые вещи всегда всплывали то тут, то там.
Ричард: Возможно так... Я думаю, в нашей музыке больше элементов рок-музыки.
Колин: Тяжелой рок-музыки, как оппозиции металу. Тяжелая!
Ричард: Ну... ты смотришь с позиции гитариста.

Ты считаешь, что это не так?

Ричард: Я просто пытаюсь и нахожу пространство в этих пределах.

Ваш последний альбом, Fear of a Blank Planet, это концептуальный альбом, повествующий о месте молодежи в современном обществе.

Стивен: Так и есть, да. Знаете, когда я размышлял о нашем мире, эта тема действительно взбудоражила меня. Это столь печально, это целое поколение нашей молодежи. Если посмотреть MTV хотя бы полчаса, то, что там показывают, все это очень печально. Все сводится к тому, чтобы стать популярным. Сводится к получению наслаждения. И, конечно, не стоит забывать о том, что молодые люди перестают общаться с внешним миром иначе, кроме как через компьютер, через свой Айпод, через мобильный телефон или игровые приставки.  Они просто не могут существовать без этих устройств, и даже я должен признать, что не смог бы обойтись без своего лэптопа... Потом у них действительно странное отношение к сексу и к таблеткам, как они злоупотребляют так называемыми лекарствами, лезут из крайности в крайность. И результат таков: они становятся отщепенцами и при этом пытаются стать значимыми. Посмотрите хотя бы на перестрелку в Омаха, она столь показательна! Парень, который устроил перестрелку, сказал, что убил тех людей потому, что хотел стать знаменитым! Так что посмотрите, все, что кажется важным, стать знаменитым, в этом нет ничего особенного. Можно поучаствовать в шоу «Фабрика звезд», на MTV или в Большом Брате и, не приложив усилий, стать немного популярней. Вот что опечалило меня, и становится только хуже. Но я также вижу несколько групп, противостоящих подобного рода программам и идеям. Молодые люди, посещающие концерты таких групп, как Tool, Opeth или The Mars Volta уже поняли, что помимо клипов на MTV есть и другая музыка. Но, вы же знаете, что эти дети были рождены в век компьютеров, поэтому им сложно просто наслаждаться хорошей рок-музыкой. Им сложно понять, что в жизни есть много интересных вещей помимо компьютеров!
Ричард: Во время записи наших предыдущих альбомов я беседовал со Стивеном по поводу его стихов и все больше вникал в суть проблем, о которых он говорил. Я высказывал свои предложения по поводу тех или иных стихов и предлагал сказать так, или сказать иначе. Но на последних двух альбомах мне было сложно привнести что-то в стихи, потому что у Стивена изначально сформировалась своя концепция, своя история. Стивен действительно при написании стихов для Fear... использовал новеллу Луна-Парк Бретта Истона Эллиса, и у него было четкое видение, как он хочет адаптировать ее. И Deadwing, как вы, возможно, знаете, был основан на киносценарии. Я читал тот сценарий, так что потом я действительно не мог ничего изменить в стихах, не мог сказать, что хотел бы изменить сюжетную линию, потому что это сценарий, понимаешь? Это чем-то напоминает The Lamb Lies Down, где группа записала этот альбом, а потом пришел Питер Гэбриэл и сказал: «Прекрасно, это отличный сюжет» (речь идет о двойном концептуальном альбоме британской группы Genesis, который был записан и выпущен в 1974 году. Это был шестой их студийный альбом, последний, записанный с участием Питера Гэбриэла — прим. stupid max).

В записи композиции Anesthetize Алекс Лайфсон из Rush играет соло, почему выбор пал на него?

Стивен: Ну, я всегда был большим поклонником Rush, так как я рос на их музыке. Я слышал, что Алекс был большим поклонником Porcupine Tree, я связался с ним и спросил, не желает ли он сыграть несколько гитарных партий с нами, и он ответил: «Конечно, с большим удовольствием». Я добавил специальную секцию для его соло в Anesthetize и оно получилось великолепным.

Сделать великий эпик тяжело, не так ли?

Стивен:  Сделать великую песню это не моя цель. Я думаю, музыка Porcupine Tree должна развиваться от альбома к альбому. Мы должны экспериментировать и больше всего удивлять самих себя нашей новой музыкой. Вообще-то Anesthetize не самая моя любимая песня с последнего альбома, хотя я очень горжусь этой песней. Я использую тот новый опыт, чтобы сформировать и оформить новые композиции.

На предыдущем альбоме у вас тоже присутствовали приглашенные музыканты, исполнившие гитарные соло, это теперь стандарт для Porcupine Tree приглашать разных известных музыкантов для записи на каждый альбом?

Ричард: Ну, я думаю, это не является ключевым моментом для группы. Стивен переписывался с Эдрианом Белью посредством электронной почты, и он вроде бы понял, что Эдриану вроде бы понравился наш материал. И Микаэль [Окерфельдт], мы были хорошо знакомы. Стивен возможно понимал, что можно было бы немного изменить звучание. Я думаю, возможно, он хотел попробовать получить другой результат или новый звук, или подойти с другой стороны к нашей работе, по крайней мере, в части гитарных соло.
Стивен: В Микаэле я даже не сомневался, потому что я был знаком с ним еще со времен работы над альбомами Opeth, как ты знаешь. Он хороший гитарист, он удивительный и я хотел, чтобы он участвовал в записи альбома. И другая причина в том, что Гэвин заменил Криса (Мейтланда — барабанщика Porcupine Tree с 1993 по 2001 годы — прим. stupid max), а Крис был еще и вторым вокалистом в группе, так что нам нужен был еще один вокалист для записи бэк-вокала. Конечно, еще был Вэс (Джон Уэсли) и он выступает вместе с группой на протяжении нескольких лет, на всех альбомах, начиная с In Absentia он записывал бэк-вокал. И Гэвин также кое-что записывал для In Absentia, но я хотел использовать именно голос Микаэля на Deadwing, чтобы все получилось как надо. Мы всегда прекрасно работали вместе, потому что я работал с ним, записывая его альбомы, так что я всегда знал, что могу привлечь его для записи одного из моих альбомов на денёк.

Эдриан действительно и понятия не имел, что мы уже начали работать над Deadwing, нам позвонил наш менеджер, чтобы сказать, что его менеджер позвонил нашему менеджеру, чтобы сказать, что он был большим поклонником группы и хотел бы поработать с группой. Я думаю, он хотел предложить себя как продюсер, или со-автор, или еще в каком-нибудь качестве, я остановился и задумался, так как мне это очень польстило, я поклонник Эдриана и люблю его манеру игры, но мы уже начали записывать альбом, хотел бы он сыграть несколько гитарных соло? Просто так, как и получилось в итоге.

Думаю, лучшим вариантом всегда было работать с приглашенными музыкантами, которые привносят в группу свежие идеи... знаешь, как сказать другу после того, как пообедали вместе: «Эй, хочешь поучаствовать в записи этой песни?»  Именно так получилось с Микаэлем (Окерфельдтом), ну и с Робертом (Фриппом) тоже. Роберт Фрипп ездил вместе с нами в тур по Америке, и мы хорошо ужились с ним, так он добавил несколько своих звуковых полотен на Way Out of Here, которые были сделаны действительно хорошо. И он также сыграл соло на мини-альбоме Nil Recurring.
Ричард: Лично у меня своя точка зрения на счет того, чтобы приглашать сторонних музыкантов. Я не уверен, что это лучший способ сделать хорошую запись. У тебя есть группа, каждый играет на своем особенном инструменте и я не уверен, что нужны еще и сторонние музыканты. Не знаю. Мне не понравилось бы присутствие сессионного клавишника на записи альбома. Или сессионного барабанщика... Я могу понять, если нужно сыграть соло на инструментах вроде саксофона, но не инструменты, которыми ты уже располагаешь в группе.

В таком случае, в записи Deadwing принимал участие сессионный басист...

Колин: [смеется] Ну, Стивен сыграл много материала с помощью медиатора, что я раньше никогда не делал. Я играл некоторые партии, используя стандартную технику, которой я пользовался для игры на бас-гитаре, мы доказывали друг другу, как было бы лучше, и я проиграл. Так что, я стал учиться играть с медиатором, чтобы играть эти песни на концерте. И все это я никогда не делал раньше. Это очень сложная техника, для меня это было равносильно тому, чтобы начать осваивать инструмент с нуля, я начал учиться с начала. Но это было очень приятным занятием, потому что сейчас мне нравится эта техника. Это конечно совсем не то, как бы я хотел играть сначала, потому что эта техника в действительности не подходит мне, но некоторые звуки иначе просто невозможно извлечь, даже подобные им. Проводя время за обучением этой технике, я понял, что невозможно создать такой «напористый» звук, не используя медиатор, некоторым партиям действительно необходим напор, чтобы утяжелить звучание. Так что это было новым в работе для меня.

Как проходит работа Porcupine Tree над альбомом? Вы пишете и записываетесь вместе как группа?

Ричард: Это очень непростой вопрос, правда. Мы собираемся вместе и пишем кое-что как группа. Затем мы выбираем хорошие наработки прежде, чем отправляемся в студию. Мы были в туре и после его окончания фактически записали то, что получилось в различных студиях и в разное время. Например, мне всегда нравится уединиться в моей маленькой загородной студии и записывать там свои партии, так что я могу спокойно записать дома все те наработки, что приношу с собой отовсюду. Я уединяюсь там дней на семь или восемь, и большую часть своей работы делаю там. Гэвин записывает некоторые партии ударных в своей домашней студии, затем продолжая в различных студиях.
Гэвин: In Absentia был записан в Нью-Йорке. На нас наседал рекорд-лейбл, думаю поначалу они хотели сделать эту запись с большим размахом. В Нью-Йорке мы потратили невероятную сумму денег на студию, следующий альбом практически полностью был записан дома, не из-за экономии бюджета, но нам нравится работать дома. У нас у всех есть домашние студии. Для меня это большая разница в звучании. Работать дома во многом более комфортно, особенно для меня, потому что я могу сделать столько попыток, сколько я хочу, не обращая внимания на поджимающие сроки записи, и не тратя денег на студию. И, действительно, без какого-либо давления на меня.

С In Absentia у нас было около 10 дней на запись барабанов, в этой дорогой студии в Нью-Йорке, так что я больше не хотел записываться там, и дома я записал последние два альбома.
Стивен: Мы делаем так не потому, что хотим сэкономить деньги, мы просто хотим посмотреть, как все получится, если записываться таким образом.
Гэвин: И во многом так записываться более комфортно.
Колин: Можно больше экспериментировать таким образом.

Какое главное отличие старого вашего лейбла Warner от нового Roadrunner?

Стивен: Представительства Warner в разных странах не контактируют между собой и промо-кампании в разных странах отличаются друг от друга. Насколько Porcupine Tree были обеспокоены, но в Германии они прекрасно справились со своей работой, тем не менее, в Великобритании они действительно не отдавали себе отчет, что делали; я сомневаюсь, что им понравилась наша музыка... Roadrunner менее крупная компания и они действительно проделывают большую работу в продвижении своих артистов и почти все у них получается великолепно.

Я слышал, в 2008 году вы планируете выпустить новый концертный альбом?

Стивен: Ты прав, но, возможно, это будет концертный DVD с концертным аудио-диском — приложением.

Говоря о DVD, доволен ли ты недавно выпущенным концертным DVD Blackfield?

Стивен: Ну, это хороший показатель того, на каком уровне группа сейчас. Blackfield все еще в начале пути. Звук на DVD совсем не плох, но сам клуб был не очень хорошим. Нам, очевидно, как и Porcupine Tree еще предстоит много сделать, прежде чем Blackfield перестанут играть в маленьких клубах.

Мог бы ты вспомнить, с чего начался этот уникальный проект? Я так понимаю, Авив пригласил тебя в Израиль, чтобы выступить с концертом?

Стивен: Авив был поклонником Porcupine Tree и все началось с того, что Авив пригласил группу выступить в Израиле, и мы встретились за несколько недель до того концерта в Лондоне и прониклись симпатией друг к другу. Мы сдружились почти сразу же, и он дал мне одну заготовку, инструментальный трек, записанный им, я взял его, написал несколько вокальных партий и стихов, и в результате из этого получилась первая песня Blackfield, которая называлась Open Mind, трек, открывающий наш первый альбом. Хотя после этого прошел большой период времени, но то демо стало основой для создания Blackfield. И потом Porcupine Tree отправились в тур, но наша дружба не прекратилась и, в конечном счете, наше сотрудничество оказалось более продолжительным, чем можно было предположить.

Альбомы Blackfield содержат композиции, написанные вами обоими. Авив написал несколько песен, несколько песен написал ты, есть и песни, написанные вами вместе. Вы живете друг от друга очень далеко, вы отправляете друг другу песни посредством Интернет, или предпочитаете вместе работать в студии?

Стивен: Нет, я проводил некоторое время в Израиле, а он приезжал в Лондон. Нам нравится писать музыку так, как пишет обычно большинство, мы всегда чувствовали, что нам легче писать музыку, сидя лицом к лицу.

Моя любимая песня Blackfield — это Cloudy Now. Я так понимаю, это была старая песня Авива, которую вы перезаписали для Blackfield. Стихи были переведены дословно?

Стивен: Это одна из песен Авива и Авив родом из Израиля... Про Авива нужно знать две вещи: первая, он родом из Израиля, страны, у которой очень много проблем, как ты, вероятно, знаешь, в основном политических проблем и внутренних конфликтов. Уровень жизни в Израиле не так хорош, как у большинства из нас. И второе: в его семье было много трагедий, детство, знаешь, его родители и тому подобное. Так что эта песня по большей части о нем и о его детстве, о его воспитании и его стране, и, знаешь, эти проблемы выражены в той выкрикиваемой фразе «we are a fucked up generation» («мы долбанутое поколение»). И я особенно хотел, чтобы мы перезаписали эту песню, потому что она была написана 15 лет назад, первоначально на иврите, и я хотел перевести ее на английский, потому что в ней поется о том, что является актуальным для многих людей в разных частях света. Мы — долбанутое поколение. Знаешь, мы первое поколение людей, у которых есть больше времени, чтобы ждать, чтобы стоять и больше денег и больше свободного времени, чем было у любого предыдущего поколения, и как мы распоряжаемся этими подарками? Мы ходим в Макдональдсы, смотрим MTV, тратим время, закачивая мелодии на мобильник, тратим время, «засирая» Интернет. У нас есть все это время и все эти деньги, а мы не умеем правильно распорядиться ими, и я действительно серьезно переживаю за молодое поколение, воспитанное в «этом» мире.  Они так поверхностны в оценке своей жизни и важных вещей в жизни, и Голливуд настолько доминирует, и американская, разрушающая организм, пища настолько превалирует. Знаешь, мы действительно долбанутые, и эта песня была столь универсальна, она заслуживала того, чтобы быть услышанной не только на иврите и не только в Израиле, а во всем мире. Я думаю, эта песня также подвела меня к концепции Fear... , эта идея, правда, очень интересовала меня.

Перевод был дословный?

Стивен: Нет, невозможно было перевести эту песню дословно, потому что если ты переводишь что-то дословно, слова не рифмуются и не звучат столь хорошо. Так что я пытался передать чувства и написал новые стихи. Я пытался поставить себя на его место, как ты понимаешь.

Читая стихи, можно связать их с Израилем, но как ты объясняешь, стихи актуальны и для других стран.

Стивен: Рад, что тебе так кажется, потому что так все и задумывалось.

Ты видишь эту песню как политическую песню, или как политическое заявление?

Стивен: Мы решили, что в своем творчестве не будем касаться политики. Но я думаю, что мы все знаем тот факт, что английский музыкант, сотрудничающий с израильским музыкантом — это уже подразумевает политический подтекст, так что факт нашего сотрудничества — это уже политическое заявление. Это неизбежно, как ты понимаешь.

С точки зрения музыки и стихов мы сказали друг другу: «Нет, мы не пойдем по пути создания чего-то даже отдаленно политического, ничего тематического, ничего о ситуации в Израиле, ничего, что можно было бы связать с определенными событиями». Знаешь, мы писали песни о таких вселенских проблемах, о которых всегда пишут песни авторы-исполнители, одиночество, печаль, любовь и ненависть, и все с этим связанное. Потому что целью для Blackfield было создать альбом, который мог стать интернациональным... не сейчас, но в будущем.

Музыка Blackfield не столь сложна, как музыка, которую ты пишешь в Porcupine Tree. Возможно она немного более радийная, более коммерческая.

Стивен: Я думаю, если бы ты познакомился с творчеством Авива, ты бы услышал песни так сказать 50 на 50, звук, возможно, больше похож на Porcupine Tree, но мелодии песен больше от самого Авива. Дисциплина песен, хронометражом три минуты и с сильными мелодиями была привнесена Авивом. Звучание аранжировок, да, полагаю, больше ассоциируется с моим звучанием. Но здесь у нас своеобразный фьюжн из двух звучаний и двух музыкальных стилей.

Раз музыка Porcupine Tree стала жестче за последние три альбома, Blackfield для тебя — это дорога в сторону коммерческой музыки?

Стивен: В общем, да. Да, приятно иметь проект, в котором больше акустических гитар, вокальных гармоний, тепла, мелодий и песен. Porcupine Tree становятся более тяжелыми и более эпическими по звучанию, как я полагаю. Blackfield является для меня дорогой больше в сторону создания музыки путем написания песен. Ты сказал, что эти песни подходят для радио, они более коммерческие, но в очень шикарном виде. Я думаю, раньше, когда я пытался заниматься радийными песнями и более коммерческими мелодиями, полагаю, они звучали как дешевка. Но все не так с Blackfield. По некоторым причинам звучит все действительно хорошо, так у меня получается впервые.

И как ты отметил, Blackfield во многом более радиоформатны. Я думаю, найдется много людей по всему миру, которым хотелось бы сыграть Porcupine Tree...  или крутить мои песни на радио. Но они не могли, поскольку их боссы не позволяли им, поскольку, ты понимаешь, что это не трехминутные поп-песни. И вдруг Стивен Уилсон появился один и его новый проект называется Blackfield, и у проекта этого звучание почти как у Porcupine Tree, элементы звучания, но они создают великие поп-песни, и теперь мы можем крутить их песни по радио все время. И многие мои друзья из разных стран, которых я приобрел за эти годы, сейчас могут крутить мою музыку и свою музыку вместе, и как ты заметил, это действительно необычно для меня.
Ричард: Я хочу сказать, что в музыке Porcupine Tree есть свои аспекты, которые тоже могут сработать в этом ключе. Наш лейбл Lava пытался сделать нечто подобное с последним альбомом. Знаешь, песня вроде Lazarus могла бы звучать на радио, мне так казалось. Она похожа на песни Coldplay, знаешь, такая милая поп-песня о любви. И Shallow действительно прогремела в Штатах, особенно в Южных Штатах, потому что в ней есть элементы настоящего рока, элементы классической рок песни. Такой, в духе Led Zeppelin. Так что, я думаю, наши песни могли бы брать в ротации на радио. С Fear... мы сознательно не пошли по этому пути, наверно потому, что эти песни звучат эффектней в контексте альбома. Хотя, я думаю Way Out of Here могла бы стать хорошим синглом.

Другой близкий твоему сердцу сайд-проект — это No-Man. Что мы услышим от No-Man в ближайшем будущем?

Стивен: Рад, что ты спросил, потому что в 2008 году выйдет новый альбом No-Man и я уже написал несколько красивых композиций для этого CD.

И ты планируешь выпустить сольный альбом, что нас ждет?

Стивен: Я бы хотел, чтобы этот альбом был по большей части сольным, поскольку я буду полностью работать над ним самостоятельно. Это будет эклектичный альбом, включающий в себя такие музыкальные стили, как рок, хип-хоп, метал, диско, электронную музыку, песенный материал и даже несколько кавер-версий. Это будет очень разноплановый альбом, в котором я могу услышать самого себя от начала до конца... Этот альбом является чем-то, что я действительно хочу делать сейчас, этот большой альбом отразит весь мой музыкальный мир. Porcupine Tree, Blackfield и No-Man показывают лишь малые части меня, но этот новый сольный альбом раскроет меня полностью. Так что, можете представить себе некоммерческий двойной альбом, полный сюрпризов.

Еще ты начал писать рецензии на альбомы для Rolling Stone. Ты также продюсировал множество альбомов других исполнителей, также сам ты утверждаешь, что слушаешь очень много музыки. Другие музыканты, которых я интервьюировал, часто говорили, что они не следят за происходящим на музыкальной сцене вообще, поэтому столь необычным кажется то, что ты делаешь. Как влияет на твое творчество музыка других людей?

Стивен: Это ошибочное мнение, что на музыкантов оказывает влияние музыка других музыкантов. Я думаю, очень тяжело понять, что действительно оказало на тебя влияние по прошествии 20 лет создания музыки. Мой стиль по большей части продиктован той музыкой, которую я слушал, когда был подростком, большую часть которой составлял прогрессив-рок. И я больше не слушаю прогрессив-рок,  или не в таких количествах, как раньше. Не слушаю его на протяжении многих лет, и никто из членов группы также не увлекается прогрессив-роком, но пока мы известны, как прогрессив-рок группа, что, в общем, причуды других. Но я могу понять, почему...

Но то влияние музыка оказывала на меня, так как я был молод, а сейчас я слушаю много музыки, которая не оказывает на меня никакого влияния. Или если это происходит, то это влияние на меня в рамках других моих проектов, вроде Bass Communion или того, что я хочу сделать в рамках моего сольного альбома. Я не слушаю большинство той музыки, которая окажет сильное влияние на Porcupine Tree. Чтобы быть честным, другие участники группы сейчас оказывают влияние на наше звучание больше, чем та музыка, которую я слушаю. Как, например, когда в нашем составе появился Гэвин, который оказал сильное влияние на дальнейшее развитие группы.
Гэвин: Я слушаю много джаза, я вырос на джазе. Что сказал Стивен, правда, что музыка, которую ты слушаешь в юном возрасте, оказывает на тебя наибольшее влияние. Ты никогда не отделаешься от этой части тебя. Я слушаю довольно много сложного джаза, который не оказывает никакого влияния на музыку, которую я играю... Я же дэт-метал барабанщик [смеется].

Слушая все это, я могу заключить, что все вы настоящие трудоголики, так?

Стивен: Да, в общем-то. Но я все еще чувствую, что это привилегия заниматься музыкой. Если я ничего не делаю на протяжении двух дней, я начинаю сходить с ума!

Crazy Little Thing Called Prog

Ходят слухи, что вы ненавидите давать интервью, но мы беседуем уже довольно долго и я только могу подтвердить, что это слухи...

Стивен: Кто так сказал??? Это абсолютно НЕ правда, я люблю давать интервью, я мог бы говорить с тобой часами. Мне особенно интересна история музыки и мне доставляет большое удовольствие анализировать музыку и обсуждать музыку со многими людьми; любые стили музыки.

Даже прог? Недавно ты был просто взбешен тем, что люди называют твою музыку прогрессив-роком.

Стивен: [тоном немного выше] ну, НЕ взбешен, но... что я был... я... [спокойнее] да, хорошо, я наверняка возражу, если меня причислят к так называемому «нео-прогу». Я не хочу быть в одном ряду с подобного рода группами. К счастью, так больше не происходит, но такая тенденция была несколько лет назад. Но сейчас для меня прогрессив это... Я могу понять, как люди приходят к такому умозаключению. Но я пытался — особенно когда у меня брали интервью, я пытался отвести журналистов от прогрессив-рока, потому что для меня Porcupine Tree гораздо большее, чем прог.

Я думаю, окончательная цель любой группы — это создать свое собственное звучание.  Ты по большей части создаешь свой собственный жанр. Так что, меня действительно злит, когда мы описываем группу фразами «новые Pink Floyd» или тому подобное. Для меня столь оскорбительно, потому что получается, что ты живешь в тени какой-то другой группы. Я особенно никогда не хотел быть новым таким-то, я хотел быть старым Porcupine Tree, или новым Porcupine Tree. Так что я сыт этим по горло. Такими шаблонами пользуются журналисты-неудачники, журналисты-лентяи, представляющие группу как лист из других групп. Как пересечения между da-da-da, понимаешь?

Ну, нам приходится так делать, поскольку, ссылаясь на другие группы легче описать звучание данного исполнителя.

Стивен: Я знаю, да, и я знаю, что для вас это тоже непросто. Как вы описываете музыку? Я пишу рецензии тоже от случая к случаю (для Мексиканского издания Rolling Stone — прим. автора) и я знаю, как тяжело это может быть. Это как архитектура, ты не сможешь описать ее так же. Действительно нелепо с первого взгляда писать о музыке и описывать музыку, что, в общем-то, должно быть неописуемо. И я думаю, настоящая музыка неописуема. Ты не сможешь описать музыкальный опыт. Так что, в таком случае я стараюсь избегать шаблонных жанровых определений, или определять ее как прогрессив-рок. Это очень легко. Очевидно, что музыка группы гораздо глубже этого определения. Группа может играть в диапазоне от дэт-метала до эмбиент, попсовых мелодий и прогрессив-рока.

Но то, что ты описываешь, как раз подходит под определение прогрессив-рока; смешение тех или иных музыкальных стилей...

Стивен: Ты прав, но большинство людей считает, что прогрессив-рок означает копирование того, что было 30 лет назад и отрицание эволюции жанра. И нет, ты прав, истинный прогрессив-рок, и я думаю сегодня есть несколько великих прогрессив-рок групп, как The Mars Volta, Opeth, Porcupine Tree, Tool, Sigur Rуs, Radiohead — это истинный прогрессив-рок. Но для большинства людей прогрессив-рок — это стиль музыки, придуманный 30 лет назад. И в этом то и проблема, у большинства людей есть такая неизменяемая картина того, что такое прогрессив-рок, но, к сожалению, она не всегда правильная.
Ричард: На самом деле, Стивен пытался перестать ассоциироваться с прогрессивной музыкой. Мы все чувствуем, что наше творчество — это не ретроспектива. Мы полны решимости и пытаемся найти новые пути создания музыки. Мы пользуемся современными технологиями. Мы пытаемся постоянно экспериментировать. С другой стороны, основу нашей музыки составляют прогрессивные идеи 70-х, которые снова вошли в моду и стерли границы стилей.

Шоу в The Heineken Music Hall было завораживающим, одно из лучших, на которых мне приходилось бывать, что вы чувствовали тогда?

Стивен: Я был очень доволен тем шоу, мы были в отличной форме. Площадка была превосходной и мы не предполагали даже, что там будет столько зрителей, мы любим Нидерланды.

Вы привнесли в трек-лист того концерта что-то особенное по сравнению с другими концертами?

Стивен: Ну, немного. The Sky Moves Sideways, например, была встречена с восторгом.

За последние пять лет вы стали использовать все больше и больше видеоинсталяций на своих концертах.

Ричард: Их создает парень по имени Ласс Ойл, у него действительно темный, маниакальный характер [смеется]. По правде говоря, он хороший парень, но у него немного покороблен ум. Он послал несколько своих эскизов Стивену, а мы всегда искали подходящие изображения для оформления буклетов альбомов; и он отослал эти эскизы Стивену, и нам всем они очень понравились. Эти картины действительно хорошо сочетаются с нашей музыкой и стихами. Кажется, они полностью совпадают по настроению. Ласс для нас то же, что и тот парень из Pink Floyd.
Колин: Сторм Торгерсон.
Ричард: Да, он наш Сторм Торгерсон. Его картины идеально подходят для нашей музыки.

Колин: Ласс выглядит как большой скандинав, мы называем его «Йети». Это он изображен на обложке альбома In Absentia, знаешь, то голубое лицо без глаз, это действительно он. Представляешь себе, как ужасно он выглядит?
Ричард: Да, он так выглядит в повседневной жизни, нам даже не пришлось редактировать это фото [смеется].
Стивен: Ласс относится к категории людей, которые «в теме», когда речь заходит о дизайне, видеоинсталяциях или видеоклипах. Он очень хорошо представляет, о чем музыка Porcupine Tree и нам очень приятно работать вместе.

Вы выступали и раньше в the Heineken Music Hall, когда вы были на разогреве у Marillion в 2001 году. С тех пор вы сами стали хорошо продавать билеты на свои концерты. Можете ли вы представить себя снова в роли разогревающей группы у какой-нибудь более популярной команды, чтобы повысить свою собственную популярность?

Ричард: Я не знаю, может быть. Я смотрел некоторые вещи по ТВ, все они немного вымучены или немного дилетантские. Они не могут воспроизвести себя на сцене. Но потом я посмотрел шоу Muse в Гластенберри, эти ребята действительно талантливы, великолепная музыка. Я бы хотел съездить с ними в совместный тур, это было бы здорово для Porcupine Tree. Хотя я не уверен, что подобное может осуществиться, потому что мы выглядим не столь фешенебельно. Но в плане музыки, это было бы великолепно. Мне кажется они на той же волне, что и мы... Думаю, Muse и Tool и тому подобное. Когда смотришь их концерты, в некотором отношении, их шоу похожи на наши. Я имею в виду, у нас маленькие постановки, но у нас большие постановки для такого рода группы. И в этом направлении мы движемся сейчас. В неопределенном будущем я бы хотел, чтобы мы выступали вместе с Muse или Tool, или с кем-нибудь еще.

Почему вы всегда исполняете Trains в финале концерта? Это не самая моя любимая песня Porcupine Tree...

Стивен: Моя тоже, но если мы не исполним ее, зрители обидятся. Они всегда просят эту песню. Она очень популярна, возможно, самая популярная песня Porcupine Tree, не спрашивай меня почему, она тоже не самая любимая у меня. Одно время мы перестали исполнять ее, но поклонники просили вернуть ее в сет-лист, так что.... Trains с годами стала классической песней Porcupine Tree.

Кроме песни Trains, очень часто в твоих песнях можно услышать упоминание о поездах. И если не упоминание в стихах, то хотя бы сэмплы звуков движения поезда. Почему так?

Стивен: Когда я был подростком, я жил рядом с железнодорожной станцией; так забавно, когда ты молод, тебя окружает столько разных вещей и звуков, которые кажутся незначительными, но они входят в привычку и навсегда остаются в твоей памяти, и потом сопровождают тебя всю жизнь. Так что не часто, но они постоянно возвращают тебя в детство, это очень приятно. Когда я был молод, я ложился спать и засыпал под звуки подъезжавших или отъезжавших от станции поездов. Все время это была моя однообразная колыбельная. Я не думал об этом тогда, но сейчас каждый раз, когда я слышу шум движущегося поезда, в сознании всплывает вереница эмоций, чувств, воспоминаний. Так что, в большинстве случаев это ключ к моему невинному прошлому. Ключ от двери к моему детству. Поэтому поезда так часто и появляются в моих стихах.

Другая всплывающая в стихах тема — это религия, или точнее то, как люди используют религию для личного обогащения, например Even Less или Halo...

Стивен: Ну, Halo была с альбома Deadwing, и Deadwing, как ты, вероятно, знаешь, основан на киносценарии, который я написал. И тема религии присутствует в сценарии, религиозный культ в сценарии. Но сама песня Halo взята как отправная точка и раскрывает другой аспект главной идеи. Она о заново рожденном Христианстве, о праведности этих людей...

Говоря о Deadwing, когда вышел альбом, ты говорил, что будет выпущен фильм Deadwing. Что-нибудь уже сделано для этого фильма?

Стивен: Ну, сценарии уже готовы, я написал их вместе моим другом режиссером Майком Беннионом, но он никогда не снимал полноценные фильмы. Идея была в том, чтобы написать сценарий, по которому он бы смог снять полноценный фильм. Но всегда большие трудности возникают с финансированием такого рода проектов, потому что, во-первых, для работающих в киноиндустрии мы абсолютно неизвестны, и, во-вторых, это будет абсолютно некоммерческий фильм. У него печальный финал, печальный сюжет, продолжительные сцены, он очень сюрреалистичен. Но нам обоим хотелось сделать что-то... как я в основном всегда делаю с моей музыкой, что-то полностью бескомпромиссное. Нам нужен один миллион долларов и тогда, возможно, у него и не будет коммерческого успеха, но очень сложно потратить малое количество денег для столь некоммерческого кинопроекта, которым является Deadwing.

Ранее в этом интервью ты заметил, что Anesthetize не самая твоя любимая песня Porcupine Tree. Также не любима и Trains. Тогда какая песня твоя самая любимая?

Стивен: Мои любимые песни Porcupine Tree по большей части не из тех, которые любимы нашими поклонниками. У меня другой список любимых песен, ха ха... С последнего альбома я бы выбрал Sleep Together, ну и еще Stop Swimming также одна из моих самых любимых песен, потому что она очень эмоциональна и красива. Но Anesthetize также присутствует в моем топ-10, так что...

Ты однажды назвал Stop Swimming самой депрессивной песней Porcupine Tree. Как у тебя получается писать столь депрессивные песни?

Стивен: [выглядит удивленным] Они депрессивные?

Ну, эээ...

Стивен: Тебе кажется, что они депрессивные?

Нет, ну, я люблю их, но...

Стивен: Почему? Я не думаю, что они печальны.

Ну, возможно я неправильно выразился, но они скорее унылые, мрачные...

Стивен: Меланхоличные, да. Хм, да, почему... (задумывается) почему я пишу меланхоличные песни... Ну, потому что, хм, я не пытаюсь специально писать песни, которые... Окей, как мне отвечать на этот вопрос?

Следующий вопрос?

Стивен: Нет, нет, это хороший вопрос. Интересный вопрос и ты очень хороший интервьюер. Хм, это хороший вопрос, потому что он раскрывает меня как личность, и как я предпочитаю выражать свои чувства и эмоции. Полагаю, у меня всегда была тенденция к тому, чтобы...

Ну, думаю первой и наиглавнейшей музыкой, которая всегда притягивала меня, была немного темная, немного грустная и очень меланхоличная музыка. Я не нахожу, что веселая музыка расскажет что-то о моей жизни. Знаешь, мир полон... человечество проводит большую часть своего времени в состоянии между грустью и счастьем... просто существует... но в наших жизнях случаются великие, сильные моменты и они становятся также великими моментами грусти или великими моментами радости. Но они не сменяют друг друга, за год ты проводишь время в неком эмоциональном путешествии — негативном или позитивном — очень малую часть времени. Большую часть своего времени ты проводишь за работой, ходишь в паб, завтракаешь, смотришь телевизор... Ты не испытываешь каких-то огромных эмоциональных переживаний. Сильные эмоциональные переживания появляются случайно, также злость или радость. Когда ты счастлив... когда ты чувствуешь себя счастливым, я, например, в такие моменты не ощущаю вдохновения, чтобы писать музыку. Но когда я грущу, я чувствую, что мне нужно выпустить это из себя, в некотором отношении я прихожу в гармонию со своими чувствами. Это можно сравнить с изгнанием духов по отношению к чувствам, мыслям, эмоциям, негативу. И самое интересное, что я понял, что если ты поэт-сочинитель и ты пишешь очень грустные, меланхоличные песни... в этом есть продолжение иронии, которая заключается в том, что люди находят их ироничными, что их очень одухотворяет. И я думаю, причиной, по которой они находят их одухотворяющими, является то, что они чувствуют, что не одиноки. Они так себя ощущают, понимаешь?

Так что я думаю, грустные песни ироничны и настраивают людей на позитив. И наоборот, очень веселая музыка может ввести тебя в депрессию, если ты не в том настроении, чтобы правильно воспринять эту музыку. Все то время, что я рос, я находил, что постепенно меня все больше увлекала темная меланхоличная музыка — слушая ее, я чувствовал себя хорошо, я чувствовал, что я был не одинок в своих чувствах и эмоциях. И я полагаю, что это отразилось и в моих собственных работах, в том, что только я чувствовал, когда писал музыку, когда я испытываю некое негативное чувство, которое мне нужно как-то выразить, как-то выпустить из себя. Очень многие люди говорят мне, что эти песни им кажутся столь красивыми и столь одухотворяющими, и они тронули их до глубины души. И эти песни помогают им чувствовать себя гораздо лучше и повышают настроение, потому что они не одиноки в своих чувствах и переживаниях.

Странным образом, но это работает. Если вспомнить все классические песни за все время, большую часть из них составляют баллады, такая музыка на века, среди которой много баллад и много грустных песен, я полагаю, так происходит потому, что людям всегда становится лучше от таких трогательных песен…

Свет в конце тоннеля

Porcupine Tree существуют с 1989 года, достиг ли ты с группой того, к чему стремился?

Стивен: Ну, с точки зрения творчества, последние дватри альбома были великолепны, Fear... возможно лучшая на данный момент. Но я до сих пор не доволен тем фактом, что многие люди до сих пор не слышали Porcupine Tree и они до сих пор не прониклись нашей музыкой, если бы она им понравилась. Возьми группу вроде Radiohead, почти каждый имеет мнение об этой группе и почти все знают о них, независимо от того, нравится им музыка Radiohead, или нет. Того же я бы хотел и с Porcupine Tree. Я до сих пор встречаю людей, которые никогда не слышали о нашей группе, им еще предстоит сформировать свое мнение о группе, так что у нас еще много работы. Это действительно одна из моих целей; познакомить с нашей музыкой большее количество людей, чтобы расширить аудиторию. Вот уже почти 20 лет мы не меняли нашу музыку так, кроме как нам самим хотелось бы, чтобы она звучала, мы экспериментируем и не секрет, что мы сохраняем самообладание, когда работаем вместе. Даже лучше, я почти со снобизмом отношусь к своей музыке, ха ха...
Колин: Наверно будет интересно узнать, что я был знаком со Стивеном еще задолго до того, как появилась группа. Мое участие в Porcupine Tree началось с того, что Стивен сказал мне: «Я тут сделал одну запись», и это была первая запись Porcupine Tree, хотя я не думаю, что тогда это называлось именно Porcupine Tree. Он дал мне ее послушать и добавил: «Я планирую дать несколько концертов, хочешь поучаствовать?». И для меня все это было неожиданно, и эта музыка меня заинтересовала, так что я сказал: «Хорошо, я с тобой»; и у меня и мыслей не было о том, что этот проект превратится в полноценную постоянную группу, правда. Просто несколько недель работы, которую мы выполняли вместе, несколько выступлений на радиостанциях, несколько концертов в Великобритании и пошло-поехало. Я и представить не мог, что почти 20 лет спустя я буду все еще членом группы, никогда не думал об этом. И даже спустя годы... Только после Signify я начал задумываться над тем, что у группы есть будущее. Музыка, казалось, захватывала меня полностью... особенно такая психоделическая музыка, которую играли очень немногие в то время, и я не думал тогда, что интерес к этой музыке со временем возрастет. И мы, естественно, не думали, что когда-нибудь будем записываться на крупной звукозаписывающей компании. Но правда в том, что никто в действительности не знает, какая музыка доставит людям радость, и люди хотят прийти на концерт той группы, чья музыка им понравилась — и это все уже перестает быть просто увлечением. И главное, мы продолжали работать, потому что нам хотелось этого, мы хотели обновляться и изменять себя с каждым новым альбомом.
Ричард: Я знал, я в тайне чувствовал, что именно так все и получится. Я никогда не думал о том, что мы перевернем мир, исходя из того, в каком положении мы сейчас находимся. Я знал Стивена, как талантливого сочинителя, даже в те времена психоделического спейс-рока. И у него были планы, как у сочинителя, он был очень амбициозен и его музыка очень отличалась от того, что можно услышать каждый день. Такую работоспособность встретишь не каждый день. И я мог наблюдать, как что-то происходило, но все то время и рекорд компании, и менеджмент, и все наши старания — все это ничего не меняло. И так как я уже имел опыт работы в группе, я знал, что мы были неправильно подготовлены, не те люди отстраивали наш звук и работали с нами. Меня это очень разочаровывало и, я полагаю, я был единственным, кто всегда выражал свое недовольство по тому или иному поводу, что, должно быть, было изнурительно для группы, но постепенно ситуация менялась в лучшую сторону. Конечно, в то время люди спрашивали меня: «Почему ты играешь с этой группой?», потому что мы играли в этих пабах для двадцати или тридцати слушателей.

Я также осознаю тот факт, что сейчас те времена остались позади и люди, которые раньше говорили: «Зачем ты этим занимаешься?» признают, что были не правы. Так что, знаешь, я создал стопроцентно великолепную запись, видишь? Я начинал играть в двух группах с нуля, и обе они узнаваемы.

Но я полагаю, каждая группа проходит этап в своей истории, когда они выступают перед тридцатью слушателями. Но как ни удивительно, на раннем этапе творчества, мы имели успех в Италии, где у нас были большие концерты, это придавало нам уверенности в себе. Потому что столь тяжело не бросить все, когда людей, которые приходят на твой концерт, можно пересчитать на пальцах двух рук. Но с каждым днем интерес к нашей музыке возрастал, и произошло то, что произошло, Porcupine Tree росли и росли, и каждый раз на концертах мы встречали все больше поклонников, и в этот год, или за последние два года, после выпуска Deadwing, произошли большие изменения. Просто взгляни на нашу аудиторию, она омолаживается, становится многообразной. И где бы мы не выступали сейчас, мы распродаем все билеты на каждый концерт.
Стивен: Впервые мы выступали в Нидерландах 14 лет назад, на наш концерт тогда пришли сорок человек. Через несколько лет зрителей было уже двести. Еще через несколько лет пришли четыреста, а сейчас на наши концерты приходят почти три тысячи человек. Это действительно хорошо, хотя и очень постепенно. Мы, конечно, не стали популярны в одно мгновение, мы постоянно создаем качественные альбомы и даем хорошие концерты, и постепенно приобретаем свою популярность. Но мы смотримся гораздо лучше на большой сцене. Во время нашего концерта в Амстердаме можно было увидеть и услышать, что Porcupine Tree действительно стадионная группа: у нас эпическое рок-звучание, великолепное световое шоу и наши видеоинсталяции очень запоминающиеся.

Интервью провели Мартин Кулен и Барт Ян Ван Дер Уорст